Я вбежала в комнату в поисках "груши". Ах, как жаль, что у меня нет настоящей боксёрской груши. Как жаль, что у меня нет чёрного мотоцикла, с которым я могла бы слиться в ночи.
Наверно, я что-то могу. Что мне поможет. Что я могу?
На первом месте всегда стоит танец. Но это не тот случай. Танцевать без пуантов? Да ладно, к чёрту пуанты! Но танцевать без музыки? Чтобы вместе с грохотом из колонок выходила дурь из головы. Танец не подошел.
Фортепиано. Боже, почему не вызвать мастера и не настроить инструмент? Не важно! Всё равно у меня не хватило бы беглости пальцев, чтобы выразить это жгущее состояние.
И совсем маленький шёпот: петь. Да-да, девочка, ты умеешь петь. Не веришь? Скажи это старому магнитофону, под который ты всё детство орала песни.
Орала...Вот именно. Сейчас я умею петь красиво, но не помню, как по-настоящему. Кому нужен холодный вокал.
А я умею петь.
Я взяла низкую ноту. С грудью. О, это далёкое ощущение силы. Голос пошёл на верх. Минор. Моя неизвестная песнь полилась. Без слов, эта импровизация вытаскивала всю боль. Некотрые ноты были слишком низкими, иногда мой голос трескался, иногда надрывался. Я специально не переходила на головной регистр, зная, что у меня нет микста, что переход этот некрасив. Но постепенно я забыла и об этом.
"Поют, когда больно. Когда всё хорошо, просто напевают". Кто же это сказал?
Мне было так больно, что эта сила голоса забрала все мои физические силы, но я шла, туда-сюда, с подкошенными ногами, закрытыми глазами, натыкаясь на мебель и стены.
Вытащить душу. До дна.
Я и не заметила, как моя мелодия перешла во вторую октаву. Выше и выше. Дыхания хватает всё на меньше звуков, и я уже рухнула на колени. Еще чуть-чуть и... Душа моя с треском разорвалась на ноте ля.
На этой несчастной ля, до которой не мог дотянуться мой диапозон, на этой ненавистной ля, которую я только задевала, промяукивала.
Я её держала и держала, чтобы впитать в себя этот момент, чтобы запомнить это ощущение, эту высокую ноту, потому-что я её уже больше не спою.
Но вот она сорвалась, а из глаз хлынули слёзы.
Плакать? Нет. Теперь только по-настоящему. Я буду рыдать, чтобы вытащить и расстворить остатки горечи, рыдать со звуком, "петь" дальше своеобразную песнь.
Теперь мне станет хорошо..
Наверно, я что-то могу. Что мне поможет. Что я могу?
На первом месте всегда стоит танец. Но это не тот случай. Танцевать без пуантов? Да ладно, к чёрту пуанты! Но танцевать без музыки? Чтобы вместе с грохотом из колонок выходила дурь из головы. Танец не подошел.
Фортепиано. Боже, почему не вызвать мастера и не настроить инструмент? Не важно! Всё равно у меня не хватило бы беглости пальцев, чтобы выразить это жгущее состояние.
И совсем маленький шёпот: петь. Да-да, девочка, ты умеешь петь. Не веришь? Скажи это старому магнитофону, под который ты всё детство орала песни.
Орала...Вот именно. Сейчас я умею петь красиво, но не помню, как по-настоящему. Кому нужен холодный вокал.
А я умею петь.
Я взяла низкую ноту. С грудью. О, это далёкое ощущение силы. Голос пошёл на верх. Минор. Моя неизвестная песнь полилась. Без слов, эта импровизация вытаскивала всю боль. Некотрые ноты были слишком низкими, иногда мой голос трескался, иногда надрывался. Я специально не переходила на головной регистр, зная, что у меня нет микста, что переход этот некрасив. Но постепенно я забыла и об этом.
"Поют, когда больно. Когда всё хорошо, просто напевают". Кто же это сказал?
Мне было так больно, что эта сила голоса забрала все мои физические силы, но я шла, туда-сюда, с подкошенными ногами, закрытыми глазами, натыкаясь на мебель и стены.
Вытащить душу. До дна.
Я и не заметила, как моя мелодия перешла во вторую октаву. Выше и выше. Дыхания хватает всё на меньше звуков, и я уже рухнула на колени. Еще чуть-чуть и... Душа моя с треском разорвалась на ноте ля.
На этой несчастной ля, до которой не мог дотянуться мой диапозон, на этой ненавистной ля, которую я только задевала, промяукивала.
Я её держала и держала, чтобы впитать в себя этот момент, чтобы запомнить это ощущение, эту высокую ноту, потому-что я её уже больше не спою.
Но вот она сорвалась, а из глаз хлынули слёзы.
Плакать? Нет. Теперь только по-настоящему. Я буду рыдать, чтобы вытащить и расстворить остатки горечи, рыдать со звуком, "петь" дальше своеобразную песнь.
Теперь мне станет хорошо..
Комментариев нет:
Отправить комментарий